Анатолий Ройтман: "Переводить – легко. Если трудно – то не надо переводить".

Во время нашей последней встречи с коллегами из Уфы Светлана сообщила о том, что на следующий день, в субботу, в одном из корпусов БГПУ состоится встреча с Анатолием Ройтманом, известным переводчиком польской поэзии, в частности – Чеслава Милоша. Хоть я ничего не смыслю в польской культуре и поэзии в частности – решила съездить, потому что все равно интересно.

Приехала, попала сначала не туда: в газете был указан второй учебный корпус, где на меня посмотрели круглыми застекленными глазами и сказали «ничего не слышали, ничего не знаем», а встреча проходила в третьем (который как раз напротив - хорошо, что я догадалась туда заглянуть). В зале увидела знакомое лицо: Татьяну Глухову, преподавательницу БГПУ, сестру моей подруги Даши. Так что мы сидели вместе, хотя и в разных концах зала (я впереди, чтобы лучше слушать, она – сзади, чтобы следить за студентами).

Господин Ройтман оказался серьезным дядькой с черными усами, который запросто и большей частью по памяти прочел нам множество стихов Милоша сразу и на польском, и на русском языках (прозвучали стихи «Фокусник», «Песенка о конце света», «В отчизне моей», «Daemones», «О!», «Встреча», «Рецепт», «В черном отчаяньи», «Я обязан теперь», «Честное описание самого себя за стаканом виски в аэропорту, скажем, в Миннеаполисе», «Метаморфозы», «Возвращение», «Реки»). Повторюсь, что совершенно далека от польской культуры, поэтому было очень интересно услышать эти вещи: чем-то напоминающие восточную поэзию своей глубокой и размеренной философией и при этом полные сомнений, неверия, разочарования, ожидания конца. Ну, и самоиронии тоже.

Много интересного было сказано о биографии и внутреннем мире самого Милоша (например, что он как-то в юности играл в русскую рулетку в связи с сердечным увлечением или что он и на сотом десятке сохранял поразительную ясность и живость ума и "аппетит" к жизни), но я законспектировала то, что касалось в основном Ройтмана как переводчика – потому что мне, понятно, это ближе, соответственно, и интереса в том больше.

Итак, во-первых, сам Анатолий Ройтман – физик, он преподает теоретическую механику.

Во-вторых, польский язык он изучал три (3) недели (!), потом что-то где-то пытался крутиться в Кракове после концерта Эвы Демарчик, на который очень хотел попасть и на котором впервые увидел Чеслава Милоша.

Потом, через два года, через длинную причудливую цепочку взаимосвязей и взаимодействий он познакомился с Милошем. По словам Ройтмана,  непосредственно перед этой первой встречей с Милошем он прочел какой-то его стих и был так пленен его ясностью и мудростью, что тут же наскоро перевел на русский – видимо, чтобы лучше осознать. Милош, хорошо знавший русский язык, услышав этот перевод, ехидно спросил у своей жены «Интересно, услышал ли этот молодой человек рифму в оригинале?». Ройтман не растерялся и рассказал поэту про первое и второе приближение в науке и заявил, что в следующий раз будет лучше (сам на это, естественно, не рассчитывая – просто в шутку). Больше про литературу в тот раз они не говорили. Поэтому Ройтман был сильно удивлен, когда последний из цепочки знакомых, сведших его с Милошем, позвонил ему и сказал, что Милош остался очень доволен той встречей. Вот так и началось….

Дальше было не очень понятно: то ли я что-то недослушала, то ли рассказчик что-то пропустил, но  господин Ройтман сообщил, что, будучи проездом в Москве, оставил перевод в издательстве, и издательство через какое-то время его опубликовало (не поняла: то ли бесплатно, то ли как – подробностей не было, а спрашивать в этот момент перед студентами-филологами, которых вроде как другие моменты интересовали, я постеснялась). И еще он сказал, что кто-то попросил перевести «Орфея и Эвридику» - тоже не поняла, кто: сам ли Милош или издательство или кто-то еще.  По крайней мере ясно, что первые переводы стихов Милоша Ройтман переводил по собственной инициативе и для собственного удовольствия, а не на заказ.

После этого Ройтман стал переводить и других польских авторов, но в это он уже не вдавался (хотя, возможно, еще расскажет – как будет видно ниже). Зато рассказал, как женщина-редактор в одном издательстве ухитрилась превратить, по ее мнению, почему-то (не знаю, может, она тогда не доспала…)  не шибко благозвучное «вечное мгновенье» в «миг вечности» и таким образом полностью изменить смысл на прямо противоположный.

Запомнилось также описание новосибирского метро, где с целью повышения общей грамотности вывешиваются правила расстановки ударений, отрывки из известных литературных произведений, ходят люди, переодетые известными поэтами и декламируют стихи и т.д. – очень интересно и полезно (нам бы так!).

И, наконец, главное высказывание, которое я вынесла в заголовок: «Переводить – легко. Если трудно – то не надо переводить». Я специально спросила у господина Ройтмана, что он имел в виду (неужели у него все переводится просто и одномоментно, безо всяких «застреваний») – он ответил, что, конечно, часто приходится подолгу «бороться с оригиналом», а не надо переводить, если перевод «не в радость, а в тягость».

После встречи, когда студенты уже разбежались, я подошла поинтересоваться, приходилось ли господину Ройтману как физику делать переводы по своей специальности. Он ответил, что да, приходилось, но по всему было ясно, что к данной теме он абсолютно равнодушен. Затем спросил, с какими языками работаю я и знаю ли я польский хоть немного. Несколько разочаровался, когда я сказала, что нет. Разочаровался еще больше, получив отрицательный ответ на вопрос, хорошо ли я знакома с творчеством Милоша. И вовсе потерял ко мне всякий интерес, когда выяснилось, что я к тому еще и не перевожу художественную литературу.  Правда, немного подобрел, когда я пояснила, что хоть и не перевожу, но очень бы хотелось, и, возможно, займусь (на начале «в стол»). Ну и что уж теперь-то я знаю, что польская литература, по крайней мере, поэзия, – это очень интересно и теперь мой кругозор стал еще немного шире и жить стало еще немного интереснее.

В последовавшей далее беседе с преподавателями БГПУ и представителями Польского центра выяснилось, что планируются еще такие встречи – как с господином Ройтманом, так и с другими переводчиками и авторами; где про них узнавать - точно не сказали, но оставили номера своих сотовых телефонов, чтобы можно было созваниваться. Вообще в тот конкретный момент ситуация сложилась довольно глупая: с одной стороны, мне там делать-то уже было совершенно нечего (незнакомые взрослые люди обсуждали дальнейшие планы), но и уйти тоже как-то не получалось: как ни старайся, вышло бы демонстративно и крайне невежливо. Так что пришлось ждать первого удобно момента сказать «спасибо» и удалиться.

За дверью стоял караул в лице Татьяны, с которой мы немного поболтали, после чего опять случилась задержка, потому что Марина Олеговна и Ольга Федоровна из Польского центра  (надеюсь, что все и всех называю верно: был такой сумбур, что я под конец совершенно запуталась) тоже остановились что-то обсудить с Татьяной, которая наспех меня представила и… короче вышла такая ситуация, в которой все решили, что я тут – свой человек, в результате чего меня совершенно серьезно пригласили 25-го декабря с утра отмечать польское рождество и обмениваться облатками. Что самое интересное – я согласилась и, скорее всего, даже пойду.

Потому что ну очень интересно. Заодно узнаю, что такое облатки и как ими нужно обмениваться.

(фото украдено из ЖЖ Татьяны Глуховой)